ТОНКОЕ НЕБО (О моем творчестве)

Этот сайт посвящен Эдуард Лимонов. 130 страниц на французском языке (66) Английский (35), Испанский (10) Итальянский (10) и России (6).
Первая страница (очень полный), французский (почти все понятно с Яндекса Перевести или Google Translate) :

                                                 Независимая сайт

Первая страница сайта переведена на русский язык (частично):

Неизвестными путями попал ко мне в руки неизвестный и, на мой взгляд, важный текст Лимонова Эдуарда Вениаминовича:

ТОНКОЕ НЕБО

(О моем творчестве)

I

Лучше я сам о своём творчестве напишу, ибо ждать адекватного понимания от современников не приходится.

Начинал я со стихов. Упорно добивался собственного стиля. Я его окончательно выработал где-то в 1966-67 годах. Характерен сборник «Кропоткин и другие стихотворения» и вообще весь сборник «Русское», 1967-1974 годы, изданные позднее в 1979 г. в USA. По форме стихи не рифмованные. Но держащиеся вместе отчетливым и сильным ритмом. По содержанию — это бедная русская провинциальная жизнь: городские окраины, размытые, как выполненные в акварели силуэты людей, животных, растений. Вероятнее всего, я находился в те годы в некоем экстазе мистицизма, вроде того, в котором прожил жизнь святой Франциск Ассизский, потому все размытые силуэты находятся друг с другом и со Вселенной в связи. Действительность трудно узнать, но - я вас уверяю - это харьковские окраины, бедные дома, поля, овраги, холмы, кладбища. Когда много позднее, году в 1973-ем я познакомился в Москве со стихами австрийского поэта Тракля, я нашел у себя много общего с его мистицизмом.

Мои стихи 1967-1974 годов (сборник «Русское») без сомнения экстраординарны и мистицизмом и оригинальностью. Они как дорогой гобелен. Они прекрасны. Они подсознательны, потому что за кажущейся наивностью обнажены все божественные механизмы мироустройства. Это целая вселенная - эти стихи.

Особняком стоит текст «Мы - национальный герой», первый мой опыт в предсказании судьбы.

Мой первый роман «Это я, Эдичка» - безусловно - жест отчаянья. Попытка вытащить себя из бытия за волосы. Интересно, что жанр этого вопля о своём существовании, конечно никакой не роман, скорее даже не дневник, но листы из записных книжек. Он короток, чтобы не запутаться. Его откровенность беспрецедентна. Однако, конечно остолоп тот читатель, кто простодушно считает «это он написал о себе». На самом деле такого намерения и такой решимости у меня не было. Я, да, провокативно, но опрометчиво, дал герою моего первого романа фамилией мой литературный псевдоним (риска не было, поскольку под этим псевдонимом я тогда был известен в Нью Йорке, ну, десятку людей), и допустил таким образом огромный просчёт, сразу по нескольким аспектам. 1. Я не предполагал, что в будущем уеду жить на свою скифскую родину. 2. Тем более не предполагал, что стану скифским политиком. (В Скифии ведь другие нравы, чем в зарубежном «Риме», скифы дичее). Третий, и самый серьезный просчет я допустил уже через годы, вернувшись в Скифию в начале 90-х, я не смог отказаться от толстого слоя известности уже прилипшей к «Эдуард Лимонов» и тем самым сохранил свою известность, но скифский политик «Лимонов» получил в наследство сцену с негром на пустыре. Мой первый роман продолжает отбрасывать трагическую тень на мою судьбу.

Между тем, мой первый роман - шедевр. Нервный, сильный, кровоточащий. Да и герой очень хорош, скифы это поймут, когда перестанут быть скифами.

Вслед за первым романом я написал «Дневник Неудачника». Видимо, надо мной всегда висело тонкое небо, потому что прозрения и предвидения эпизодов моей будущей жизни там немало. Сигналы из будущего идут сквозь тонкое небо и доходят. Я предсказал там себе все, что мог предсказать. И свое будущее участие в войне в Югославии («Мы расстреляли сестер, как полагается, на утренней заре»), и участие в войне в Абхазии («Наши раны гнили как бананы»), и даже будущую мою газету «Лимонка» («Я люблю /.../ и запах маленьких экстремистских газет, которые призывают разрушать, и ничего не строить...»), и Национал-Большевистскую партию («Да, я принял сторону зла - маленьких газеток, сделанных на ксероксе, листовок, движений и партий, которые не имеют никаких шансов»).

Написанные в Нью Йорке, первый роман в 1976 году, «Дневник Неудачника» в 1977-1978 годах, эти две мои книги были по сути (пусть они и написаны по-русски) – лучшимиworldwide книгами 70-х годов, и выражали время много лучше, чем книги аборигенов-американцев. А время было волны punk-движения, и если лучшие стихи написал тогда скорее Лу Рид, то лучшие тексты написал я. Эстетика панка налицо в обеих книгах. Причем короткие, отрывистые, кусочные эпизоды «Дневника» позволяли обойтись без старомодных описаний.

Американские авторы пост-модернизма, творившие в те годы в Америке (Воннегут, Пинчон и пр.), превратили пост-модернистский роман в гротескные лужи без берегов, лужи из несоединимых событий, занудливых многозначительных диалогов. Все это варево расплывалось. Самоотверженно боролся с материалом талантливый Саша Соколов. В конце концов его сгубил, угробил, уничтожил как писателя именно скептицизм и ёрничество пост-модернизма над жизнью.

Я видел жизнь героической и трагической и поэтому не колеблясь даже и не попытался быть модным пост-модернистом. Перелистывая их скучнейшие страницы я бормотал: «ну и кому это интересно...»

С книгой «История его слуги» у меня были проблемы. Выяснилось, что я активно не хочу рассказывать истории. Или я хотел рассказывать только куски из историй. Я хотел в те годы быть репортером жизни. Узнал, и написал, пережил, и написал. Я долго мучился с «Историей», начал ее в Нью Йорке, привез в Paris две главы и писал там, затем дописывал осенью 1980 года в Pacific

Grows в Калифорнии (живя у девушки Бетси Карлсон), а затем по совету Элиндеи Проффер переделал ее в Париже, урезав на одну четвертую (об этом с юмором, в рассказе «Американский редактор»). Когда книга была опубликована по-английски, американские критики писали, что она «hilariously

funny». Я не нахожу «Историю» ухахатывающей, считаю что зря послушался совета Элиндеи Проффер и урезал книгу. Она потеряла, а вырезанной четверти у меня не сохранилось.

В «Истории его слуги», поскольку надо мной продолжало висеть тонкое небо, есть замечательные прозрения о будущем: «В эти 20-25 лет (писал я в 1980 году) - я должен втиснуть всего себя - свои размышления, книги, действия, свою сексуальную жизнь, выебать именно тех женщин, которых я мечтаю выебать, если я желаю (вдруг) убивать мужчин и женщин, я тоже должен поторопиться. Если я хочу иметь детей - то мне следует завести их в середине этого периода, если вдруг у меня очень высокие мечты основать партию, или государство, или религию, то всё должно быть закончено к 2001-2005 годам после Рождества Христова, господа. /.../ Я мертвец посредине отпуска».

Я основал партию, сделал детей, и, кажется, заложил в «Ересях» (и в только что написанных дополнительных главах к ним) основы религии. Сегодня 2010 год, но я не просрочил предсказание, просто оно у меня в «Истории» удвоилось: и «20-25 лет» есть, и «посередине отпуска», в 1980 мне было 37 лет, следовательно, весь отпуск 74? Надеюсь, он затянется хотя бы до родительских лет, до 86.

II

Прозаическое моё творчество отчётливо разделяется на периоды:

Первый, можно назвать его «романическим», хотя этот термин и представляется условным. Это книги, написанные в 1976-1990 годах. Двенадцать, условно говоря, романов и семь сборников рассказов.

«Это я, Эдичка», «Дневник Неудачника» (наименее романическая), «История его слуги», харьковская трилогия: «У нас была Великая Эпоха», «Подросток Савенко», «Молодой негодяй», «Укрощение тигра в Париже», «Смерть современных героев», «Палач», «Последние дни Супермена», «316-пункт B” (Закончена в 1995 в Москве, но начата в 1982-ом вParis) и наконец, последний «роман»: «Иностранец в смутное время», написанный в 1990 году.

Сборники рассказов писались где-то с 1979 по 1990, перечислять их нет нужды, они широко известны.

Второй период с 1990 года характеризуется тем, что я покинул романическое поле. Первой книгой этого периода была «Дисциплинарный санаторий», - первый мой опыт в области социального мышления. Я собственно начал её писать ещё в 1989 в Париже, но когда храбро закончил в 1990, первым читателем её был Клод Фриу, специалист по русской литературе, и по Маяковскому. Он написал уничтожающую внутреннюю рецензию для изд-ва «Фламмарион». Но я верил в мою книгу, как в своё время верил в «Эдичку», потому не дрогнул. Несмотря на то, что Фриу даже высмеял меня, как поп-философа (меня это обстоятельство тогда задело все же. Пусть я и был уверен, что он неправ). Если на «Эдичку», чтобы его опубликовать, у меня ушло четыре года, то «Дисциплинарный санаторий» отделался ожиданием в три года. Однако это тоже немало, если принять во внимание, что я уже был автором десятка опубликованных по-французски книг. Наконец в 1993 году «Дисциплинарный санаторий» вышел одновременно во Франции (в EditionsLes

belles

letters” в collection

L'Idiot

International) и в России.

Второй период я отсчитываю до моей посадки в 2001 году. Помимо «Дисциплинарного санатория», во второй период написаны «Убийство часового», «Лимонов против Жириновского», сборник статей «Исчезновение варваров» (статей было во много раз больше, издать удалось лишь одну книгу), «Анатомия героя», «Книга мётрвых», «Охота на Быкова».

Среди книг этого периода, как видим, нет ни одного «романического» произведения. Я с ними сознательно распрощался в 1990 году, поставив точку в книге «Иностранец в смутное время». Зато во втором периоде преобладает осмысление. В «Дисциплинарном санатории» - это эссе, осмысливающее устройство современных западных обществ. Две книги - «Лимонов против Жириновского» и «Охота на Быкова» - это портреты-исследования современников (журналистские расследования). «Книга мёртвых» - классическая книга воспоминаний. А «Убийство часового» и «Анатомия героя» - книги-дневники эпохи 90х годов.

Третий период, тюремный, это 2001-2003 годы. Всего два с лишним года, однако какие плодотворные: в тюрьме Лефортово написаны: «Священные монстры», «Другая Россия», «Моя политическая биография», «Книга воды», «В плену у мертвецов», «Контрольный выстрел», «Русское психо». В тюрьме города Саратова, в 3-ем корпусе Саратовского централа написана книга «По тюрьмам». Одна, потому что шел мой судебный процесс, и времени у меня было немного. К этому же тюремному периоду я отношу и книгу «Торжество метафизики», повествующую о моём коротком пребывании в лагере №13, в заволжских степях, хотя книга и написана уже на свободе, но сразу же по выходу из лагеря.

Тюремные мои книги я сам считаю куда более значительными, чем дотюремные. Это прежде всего философские книги, книги размышлений. Критика русского адата, наших традиций, мечта о Другой России, написанная в форме лекций для нацболов в одноименной книге. Панорама героев мирового пантеона, 52 портрета культовых фигур - это «Священные монстры». Пронзительная лирическая книга воспоминаний, объединенная темой воды - это «Книга Воды». «Контрольный выстрел» и «Русское психо» - собрание коротких эссе, развитых из ничего, из пустяков, из строк присланного в тюрьму письма, из газетной заметки... и т. д. Три книги тюремного цикла «В плену у мертвецов», «По тюрьмам» и «Торжество метафизики» продолжают вечную русскую тему тюрьмы, человека за решеткой.

И, наконец, четвертый период моей прозы - послетюремный. Это сборник, условно говоря, «рассказов» о сербских войнах «СМРТ». Старый долг погибшим товарищам моих сербских военных лет. И писавшееся параллельно «СМРТ» дикое озарение по поводу цели создания человека (служить энергетической пищей для сверхсуществ, создавших его. Плоть лишь инкубатор, сама энергетическая пища - это душа) - книга «Ереси». После выхода в 2008 году «Ересей» я задумал и дописал свою Ересь - плюс пятьдесят страниц еще ждут издателя, чтобы появиться перед публикой. Со дня на день, видимо, выйдет продолжение «Книги мертвых» - «Некрологи». Грустная, но необходимая книга воспоминаний.

Итак, романический период длился у меня всего 14 лет. И уже двадцать лет, с 1990 года, я не пишу «романов». Еще в 1990 я окончательно охладел даже к тому жанру «автобиографического якобы романа», который и романом-то можно было назвать лишь с большой натяжкой. Роман - вульгарный литературный жанр. Он несложен, пришел в мир как жанр вместе с победившей буржуазией. Он устарел. Романы должны сочинять дети, учась в школах.

III

Текст «Тонкое небо» был написан в 2010 году, провалялся до 2015, и вот я сейчас добыл его из глубин бумаг откуда-то.

За это время я ушёл далеко.

Издал книгу «Illuminations», в которой ушёл далеко за «Ереси», Illuminations развилось в сборник экстравагантных гипотез, захватывающих дух.

Два псевдо-романа «В Сырах» и «Дед» - своеобразные хроники жизни России и моей, шесть сборников стихов, оригинальный сборник биографий великих людей от Платона и Ницше до Пол Пота и Бин Ладена, - «Титаны», вот основные книги этого еще продолжающегося периода.

Ариведерчи, друзья мои.

Э.Л.